Ты изменил мою жизнь - Страница 22

Они внесли небольшой капитал, зарегистрировали частное предприятие, я посадил подружку на телефон, и дело пошло. Очень скоро мы стали получать весьма неплохие деньги, но через некоторое время обороты вдруг снизились. Я навел кое-какие справки и узнал, что ребята, не сказав мне ни слова, открыли еще одну пиццерию.

Что ж, у меня были ключи от первого заведения, ночью я все оттуда вывез — включая печь для пиццы, которая стоила тридцать тысяч франков, — и продал. Мои компаньоны ничего не могли поделать: мы не подписывали никаких контрактов, мое имя нигде не упоминалось. И вскоре они прогорели. В общем, даже не смешно..

* * *

Мы с приятелями были очень довольны собой, и требовалось нам для этого совсем немного. Мы не любили играть по-крупному, не мечтали о миллионах и не считали себя самыми умными. Нам хватало и того, чтобы относительно безобидно поживиться за чужой счет.

Никто из нас не пил, не курил дурь, не кололся. Нам все это было ни к чему. И еще — никто из нас никогда бы не убил из-за денег. Мы просто гонялись за удовольствием во всех его формах. Многие клиентки становились нашими подружками, и после закрытия пиццерии у нас начиналась вторая смена. Мы даже устраивали нечто вроде соревнования «кто подцепит самую красивую девушку».

Ох, и жарко же было в тесных студенческих квартирках. Брахим имел свой подход: он выбирал красотку и начинал вешать ей на уши лапшу, что умеет предсказывать будущее и ясно видит, что она провалится на экзамене. И тут, согласно его плану, она должна была расстроиться, а он бы стал ее утешать. Правда, его стратегия срабатывала далеко не всегда.

Мрачные предсказания нравятся далеко не всем. Я вот, например, всегда старался рассмешить. Даже пословица есть: если девушка смеется, считай, она твоя… ну понятно, да?.

По утрам я просыпался с трудом и все чаще думал, что глупо так издеваться над собой. Работать утомительно. И неважно, соблюдаешь ты при этом законы или нет. Мне все это стало надоедать. Я боялся, что в конце концов стану честным — то есть, в моих представлениях, человеком конченым.

Кроме того, сеть, владевшая моей пиццерией, начала переходить на компьютеры. Нашим махинациям вот-вот должен был настать конец. Я уволился и отправился на биржу труда. У меня были прекрасные рекомендации, и я без всяких дополнительных усилий мог два года ежемесячно получать пособие, почти равное моей официальной зарплате.

Совесть меня совершенно не мучила..

В это время я был очень похож на Дрисса из фильма «Неприкасаемые». Беззаботный, довольный, ленивый, хвастливый, заводящийся с пол-оборота по любому поводу.

Но не злой.

Часть III

19

Подавать гамбургеры. Таскать ящики из грузовика на склад. Снова и снова. Заливать бензин в бак, отсчитывать сдачу, получать чаевые — если они были. Сторожить по ночам пустую стоянку. Бороться со сном, потом засыпать. Обнаружить, что никакой разницы нет. Вносить штрих-коды в компьютерную базу. Сажать цветы на клумбах.

Весной выкапывать анютины глазки, вместо них сажать герань. Подрезать сирень, когда она отцветет..

По ходу, у меня появилось новое призвание. Я ходил на биржу труда так же, как раньше, между своими шестнадцатью и восемнадцатью годами, являлся к судье — по первому вызову. Чтобы получать пособие по безработице, нужно быть послушным. Время от времени прикладывать небольшие усилия. Доказывать, что ты хороший.

Подавать гамбургеры. Вкладывать кусок мяса между ломтями хлеба. Добавлять майонез. Не увлекаться горчицей. Но я быстро снимал фартук. Забирал здоровенную порцию картошки фри, выливал на нее половник кетчупа и удалялся, широко улыбнувшись тем, кто оставался. От них воняло пережаренным маслом. И мне это не нравилось..

* * *

Итак, я был обязан искать работу. Искал я мало и плохо, и у меня оставалось полно свободного времени. Днем и ночью я тусовался с друзьями, которые жили точно так же. Без каких-то определенных планов…

Они работали не больше четырех месяцев подряд — минимум, необходимый, чтобы получать пособие. Потом являлись на биржу труда, заполняли анкеты и следующие год или два могли ни о чем не беспокоиться. Мы больше не занимались ничем противозаконным. Ну, почти ничем. Иногда, забравшись на стройплощадку, мы устраивали ночные гонки на экскаваторах — или родео на скутерах в Булонском лесу.

Но не более того. Ничего такого, что нарушало бы покой честных граждан..

Мы ходили в кино. Пробирались в зал через запасный выход и уходили до того, как на экране появлялись титры. Я почти стал хорошим. Однажды даже уступил место женщине, которая привела сына на третьего «Робота-полицейского». У пацана были клевые американские кроссовки из настоящей кожи и очень большой размер ноги для его возраста.

Кроссовки мне очень понравились. Я чуть не спросил, где он их купил. Просто так, ведь я вовсе не собирался их отбирать. Но я забеспокоился: эй, Абдель, похоже, ты опять хочешь взяться за старое. Но вскоре я успокоился: мне были не нужны эти кроссовки….

* * *

Уведомления с биржи труда приходили на адрес родителей. Я находил эти письма на батарее рядом с входной дверью. Там же, где раньше лежали письма из Алжира. Но связь между мной и моей родной страной оборвалась много лет назад. И Белькасим тоже почти оборвал ее — из-за того, что происходило в Алжире. Когда по телевизору показывали новости оттуда, отец пожимал плечами.

Он был уверен, что журналисты все слишком драматизируют. Белькасим не верил, что интеллигенция подвергается гонениям. Не верил, что людей пытают, что многие пропадают без вести. Он даже не подозревал, что в Алжире есть интеллигенция. Да и вообще, что это такое. Кто такой интеллигент. Тот, кто умеет думать.